того чтобы беситься от ревности, Торет говорил вполне спокойно и здраво – настолько здраво, что Чейн удивился не на шутку. С той самой ночи, когда Торет получил таинственное письмо, он стал непривычно возбужден и насторожен. Вполне вероятно, что кого то из них уже приметили в городе, и именно потому Торет так торопится завершить дело, которое они наметили на нынешнюю ночь.
Сапфира круто развернулась и взбежала вверх по лестнице. На лестничной площадке она на миг остановилась, из за плеча одарила Торета мрачным взглядом – и побежала дальше.
Торет устало провел рукой по лицу. Чейн благоразумно помалкивал – что бы он ни сказал сейчас, для хозяина это был бы только повод выместить на нем свою ярость. Куда полезней дать Торету хорошенько побеситься.
В сознании Чейна вдруг промелькнуло хлопанье крыльев – словно тень пронеслась перед его мысленным взором. Он поспешно пересек гостиную и подошел к окну, выходившему на улицу.
– Что такое? – спросил, подходя к нему, Торет.
– Тихко, – кратко ответил Чейн. Голос Торета зазвенел от нетерпения:
– Он что нибудь обнаружил?
– Сейчас узнаем.
Раздвинув занавески, Чейн откинул щеколду, и створки окна открылись вовнутрь, точно врата храма. Затем он распахнул наружные ставни – и тут же на подоконник рядом с ним тяжело опустился большой черный ворон.
Переминаясь с лапы на лапу и расправляя крылья, ворон склонил голову набок. Чейн протянул ему руку ладонью вниз, и ворон перепорхнул на его запястье.
– Что он видел? – спросил Торет.
– Пожалуйста, хозяин, подожди еще минутку. – И с этими словами Чейн целиком переключил свое внимание на птицу.
«Тихко» по белашкийски означало «тишина, молчание». Сейчас, когда ворон оказался совсем близко, Чейн ощутил, как из крохотного бронзового сосуда, который он всегда носил на цепочке на шее, исходит покалывающее тепло. Он закрыл глаза, усилием воли ограждая свое сознание от окружающего мира; мысли его прояснились. Возвращение Тихко означало, что фамильяр обнаружил нечто связанное с порученным ему делом.
Когтистые лапы ворона плотнее охватили запястье Чейна.
Он ощутил вокруг движение воздуха, и в темноте под плотно сомкнутыми веками медленно выплыло видение. Чейн заставил крохотный разум Тихко сосредоточиться, извлекая из сумерек птичьей памяти одну картину за другой.
Глядеть на мир глазами Тихко было для Чейна все еще ново, непривычно и увлекательно, хотя воспоминания ворона были по большей части беспорядочные и расплывчатые. С высоты птичьего полета Бела казалась