уже громко позвать пса, но тут словно что то неприятно царапнуло его по спине. На всякий случай Лисил настороженно огляделся – как будто в темноте, окружающей его, и впрямь затаился невидимый враг.
Может, это вампир выбрался наверх из другого люка и теперь подкрадывается к нему сзади? Чутко прислушиваясь к ночным звукам, Лисил сверлил взглядом тени, залегшие среди домов.
Одна из теней вдруг шевельнулась, припав к земле, и он тотчас напрягся.
Из темного проема между двумя закрытыми лавками вынырнул, хромая, Малец. Почти уткнувшись носом в землю, пес целеустремленно пробирался вдоль домов. Лисил раздраженно вздохнул.
– Поди сюда, – позвал он. – Эта тварь давно уже удрала.
Малец поднял голову, помедлил, окинув зорким взглядом пустынную улицу и без особой охоты потрусил к Лисилу.
* * *
Взгляд Сгэйля сосредоточился на груди полукровки, прицеливаясь прямо в сердце. Эльф медленно, глубоко вдохнул, потом так же медленно выдохнул – и на середине выдоха задержал дыхание.
Серый, едва различимый силуэт вынырнул слева, из за угла дома, и направился прямиком к полукровке. Сгэйль замер, осторожно выдохнул.
К полукровке приближался хромая крупный пес. Сгэйль снова сделал вдох – и на середине задержал выдох. Пес повертелся вокруг полукровки, и оба не спеша двинулись по улице. Сгэйль сильнее оттянул тетиву.
Теперь ему нужно было целиться заново, и на сей раз он выбрал висок полукровки.
Свет от уличного фонаря, упав на пса, внезапно замерцал, заискрился в собачьей шерсти.
Сгэйль опять замер, только на этот раз у него перехватило дыхание.
Пристально, очень пристально он всмотрелся в пса, который трусил прихрамывая рядом с полукровкой.
Серебристо серый, крупнее лесного волка, да и морда гораздо уже, длиннее, чем волчья. Даже издалека, когда пес оглянулся через плечо, было видно, как светятся его прозрачно голубые глаза. Сгэйль опустил лук, очень медленно ослабил натяжение тетивы – и сидел молча, глядя, как исчезают в темноте человек и пес.
– Маджай хи! – потрясенно прошептал он.
ГЛАВА 16
Торет в одиночестве сидел в гостиной, дожидаясь, когда вернется Чейн и доставит ему свежую кровь. Рана в груди уже не болела, но потеря крови истощила силы Торета, и сейчас его мучил не только обыкновенный голод. С каждой минутой сам облик «Торета» все больше казался ему нелепой маской, а на смену этой маске все властнее стремился проснувшийся в нем «Крысеныш».
Вновь и вновь проигрывал Торет в уме все сцены боя, который произошел минувшей ночью, – и его все явственней охватывал