подошел к концу квартала, расположенного вне третьей крепостной стены Белы. Сняв плащ, он надел его подкладкой наружу. С этой стороны плащ был темно голубого цвета – неброско, но, по крайней мере, не так однотонно, как серо зеленая одежда эльфа. Черты его лица и так, скорее всего, будут бросаться в глаза прохожим. Затем Сгэйль разобрал свой лук и припрятал его составные части за поясом.
На улице было довольно людно, но поскольку Сгэйль прикрыл нижнюю половину лица шарфом, ему удалось не привлечь ничьего внимания. Он замедлил шаг, приближаясь к воротам в крепостной стене.
За поднятой чугунной решеткой стояли четыре стражника в белых сюрко. Стражники зорко оглядывали каждого, кто хотя бы проходил мимо ворот, и так же пристально посматривали по сторонам несколько людей в штатском. Наверху стены, между зубцов, тоже расхаживали стражники. Такого обилия стражников Сгэйль не ожидал, и ему оставалось только гадать, что именно вызвало этот приступ бдительности.
Один из стражников длинной пикой преградил ему путь:
– По какому делу ты явился в столицу, сударь древесный житель?
Этот человек был довольно высок, ростом почти со Сгэйля, с коротко подстриженной ершистой бородкой и маленькими глазками, которые подозрительно блестели из под увенчанного плюмажем шлема. Отчего то Сгэйлю всегда казалось отвратительным именно то, что у людей на лице растут волосы.
– Я привез письмо для родича, – сдержанно ответил он.
Стражник окинул его оценивающим взглядом и протянул руку в грубой перчатке:
– А ну ка, дай глянуть.
Сгэйль извлек из за пазухи аккуратно сложенный лист. Стражник взял письмо, неловко развернул одной рукой и, сощурясь, уставился на исписанный чернильной вязью листок.
Это было письмо, которое в плавании прислал Сгэйлю брат. И поскольку оно было написано на родном языке Сгэйля, вряд ли простой стражник сумел бы уличить его в подлоге.
– Один из нашего клана умер, – легко солгал Сгэйль. – Я прибыл в Белу, чтобы передать эту печальную весть своему сородичу.
Стражник помотал головой, пытаясь прочесть хоть слово, затем с видимой неохотой вернул письмо Сгэйлю.
– Проходи, – буркнул он.
Сгэйль коротко кивнул и прошел под аркой ворот.
На грязных улочках было немноголюдно. Жители города называли этот квартал Лачужным – и, судя по застарелой вони, он вполне оправдывал такое название. Обитатели этого славного местечка не были склонны к излишнему любопытству – потому то и поселился здесь тот, с кем пришел увидеться Сгэйль.
Нужный дом был с виду жалок и