Гюстав Лебон

Психология народов и масс (Часть 1)

было

некогда их областью, чтобы посвятить себя анатомическим и физиологическим

исследованиям. Анатомировать мозги, исследовать под микроскопом клетки,

определять законы, связывающие возбуждение и реакцию, все это относится к общей

физиологии, касаясь одинаково лягушки и человека, но остается без всякого

близкого или отдаленного применения к познанию психологического склада различных

типов нашего вида. Поэтому нельзя не поощрять такие сочинения, как только что

вышедшее в свет интересное исследование Поллака Les caractиres *.

* Видимо, имеется в виду Франсуа Поллан, перевод книга которого вышел в

издательстве Ф. Павленкова в 1896 г. под названием Психология характеров .

(Прим.ред.).

Хотя размеры нашего труда очень ограничены, они все-таки позволят нам показать

на нескольких совершенно ясных примерах, в какой степени характер народов

определяет их судьбу. Я также покажу на других примерах, что вопреки всем

историческим видимостям, психический склад рас, когда он уже образовался,

обладает почти столь же устойчивыми признаками, как анатомические признаки

видов.

Из психического склада рас вытекает их понятие о мире и жизни, а следовательно,

их поведение и, наконец, их история. Воспринимая известным образом впечатления

от внешних вещей, каждый индивид чувствует, мыслит и поступает совершенно иначе,

чем будут чувствовать, мыслить и поступать те, которые обладают совершенно

отличным психическим складом. Отсюда следует, что психические организации,

построенные по совершенно различным типам, не могут достигнуть полного слияния.

Вековые столкновения рас имеют главным своим основанием непримиримость их

характеров.

Ничего нельзя понять в истории, если не имеешь постоянно в виду, что различные

расы не могут ни чувствовать, ни мыслить, ни поступать одинаковым образом, ни,

следовательно, понимать друг друга. Без сомнения, различные народы имеют в своих

языках общие слова, которые они считают синонимами, но эти общие слова будят у

тех, которые их слушают, совершенно несходные чувства, идеи, способы мышления.

Нужно пожить с народами, психический склад которых чувствительно отличается от

нашего, даже выбирая между ними только лиц, говорящих на нашем языке и

получивших наше воспитание, чтобы понять глубину пропасти, существующей между

психическим складом различных народов.

Можно и без далеких путешествий составить себе об этом некоторое представление,

констатируя глубокое психическое различие, существующее между цивилизованным

мужчиной и женщиной, даже в том случае, когда последняя очень образована. Они

могут иметь общие интересы, общие чувства, но никогда - одинаковых ассоциаций

идей. Они разговаривают между собой в течение веков, не понимая друг друга,

потому что их духовные организмы построены по слишком различным типам, чтобы они

могли воспринимать одинаковым образом внешние вещи. Уже одна разница в их логике

была бы достаточна для того, чтобы создать между ними непроходимую пропасть.

Эта пропасть между психическим складом различных рас и объясняет нам, почему

высшим народам никогда не удавалось заставить низшие принять их цивилизацию.

Столь еще распространенное мнение, что образование может осуществить подобное

дело, - одна из печальнейших иллюзий, какую когда-либо создали теоретики чистого

разума. Без сомнения, образование позволяет, благодаря памяти, которой обладают

самые низкие существа, и которая не составляет, впрочем, исключительной

привилегии человека, дать индивиду, стоящему довольно низко на человеческой

лестнице, совокупность познаний, какими обладает европеец. Можно легко сделать

бакалавра или адвоката из негра или из японца; но этим ему дают чисто внешний

лоск, без всякого воздействия на его психическую природу, из которой он не может

извлекать никакой пользы. То, чего ему не может дать никакое образование (потому

что их создает одна только наследственность) - это формы мышления, логика, и,

главным образом, характер западных людей. Этот негр или этот японец могут

получать сколько угодно дипломов, но никогда им не подняться до уровня

обыкновенного европейца. За десять лет ему можно легко дать образование очень

просвещенного англичанина. Но чтобы сделать из него настоящего англичанина, т.е.

человека, действующего, как англичанин, в различных обстоятельствах жизни, в

какие он будет поставлен, для этого едва достаточно было бы тысячи лет. Только

на внешний взгляд народ круто переменяет свой язык, свой государственный строй,