французского.
Вследствие одного только этого факта ее учреждения коренным образом отличаются
от французских.
Имеют ли англичане во главе себя монарха, как в Англии, или президента, как в
Соединенных Штатах, их образ правления будет всегда иметь те же основные черты:
деятельность государства будет доведена до минимума, деятельность же частных лиц
- до максимума, что составляет полную противоположность латинскому идеалу.
Порты, каналы, железные дороги, учебные заведения будут всегда создаваться и
поддерживаться личной инициативой, но никогда не инициативой государства*. Ни
революции, ни конституции, ни деспоты не могут давать какому-нибудь народу тех
качеств характера, какими он не обладает, или отнять у него имеющиеся качества,
из которых проистекают его учреждения. Не раз повторялась та мысль, что каждый
народ имеет ту форму правления, какую он заслуживает. Трудно допустить, чтобы он
мог иметь другую.
* Этот перевес личной инициативы должен особенно наблюдаться в Америке. В Англии
он за последние двадцать пять лет значительно понизился, и государство,
по-видимому, начинает там делать все большие и большие захваты.
Предшествующие краткие рассуждения показывают, что учреждения народа составляют
выражение его души, и что если ему бывает легко изменить их внешность, то он не
может изменить их основания. Мы теперь покажем на еще более ясных примерах, до
какой степени душа какого-нибудь народа управляет его судьбой и какую ничтожную
роль играют учреждения в этой судьбе.
Эти примеры я беру в стране, где живут бок о бок, почти в одинаковых условиях
среды, две европейские расы, одинаково цивилизованные и развитые, но
отличающиеся только своим характером: я хочу говорить об Америке. Она состоит из
двух отдельных материков, соединенных перешейком. Величина каждого из этих
материков почти равна, почвы их очень сходны между собой. Один из них был
завоеван и населен английской расой, другой - испанской. Эти две расы живут под
одинаковыми республиканскими конституциями, так как все республики Южной Америки
списывали свои конституции с конституций Соединенных Штатов. И так, у нас нет
ничего такого, чем мы могли бы объяснить себе различные судьбы этих народов,
кроме расовых различий. Посмотрим, что произвели эти различия.
Резюмируем сначала в нескольких словах черты англосаксонской расы, населившей
Соединенные Штаты. Нет, может быть, никого на свете с более однородным и более
определенным душевным складом, чем представители этой расы.
Преобладающими чертами этого душевного склада, с точки зрения характера,
являются: запас воли, каким (может быть, исключая римлян) обладали очень
немногие народы, неукротимая энергия, очень большая инициатива, абсолютное
самообладание, чувство независимости, доведенное до крайней необщительности,
могучая активность, очень живучие религиозные чувства, очень стойкая
нравственность и очень ясное представление о долге.
С точки зрения интеллектуальной, трудно дать специальную характеристику, т.е.
указать те особенные черты, каких нельзя было бы отыскать у других
цивилизованных наций. Можно только отметить здравый рассудок, позволяющий
схватывать на лету практическую и положительную сторону вещей и не блуждать в
химерических изысканиях; очень живое отношение к фактам и умеренно-спокойное к
общим идеям и к религиозным традициям.
К этой общей характеристике следует прибавить еще тот полный оптимизм человека,
жизненный путь которого совершенно ясен и который даже не предполагает, что
можно выбрать лучший. Он всегда знает, что требуют от него его отечество, его
семья и его религия. Этот оптимизм доведен до того, что заставляет его смотреть
с презрением на все чужеземное. Это презрение к иностранцу и к их обычаям
превышает до известной степени в Англии даже то, какое некогда питали римляне в
эпоху своего величия по отношению к варварам. Оно таково, что по отношению к
иностранцу исчезает всякое нравственное правило. Нет ни одного английского
политического деятеля, который не считал бы относительно другой нации совершенно
законными поступки, рискующие вызвать самое глубокое и единодушное негодование,
если бы они практиковались по отношению к его соотечественникам. Несомненно, что
это презрение к иностранцу, с точки зрения философской, есть чувство очень
низменного свойства; но с точки зрения народного благосостояния, оно крайне
полезно. Как это правильно заметил английский генерал Уолслей, оно есть одно из
тех качеств, которые