Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания (гла

бумагами по кабинетам. Тягостное безделье в ожидании.

-Я схожу на станцию за печеньем к чаю,-сказал я Наташе. Она кив-

нула. На обратном пути я встречаю однокурсницу.

-Иди быстрее - там твоих девчат исключают из бригады.

-Кто?

-Командир с комиссаром.

Я знал, что Саша может быть несговорчивым в некоторых ситуациях,

но он сам с весны дал мне гарантии на будущее. Обещался перед трои-

ми. Непостижимо какая ситуация могла его заставить нарушить свое слово

и так поступать со мной. Оказалось, что когда встал вопрос о количест-

ве поездок Москву и обратно, Саше нужно было от каждого минимум

две. Наташе и Тане-одну. Саша хотел сформировать целостную бригаду до

конца сезона. Желание вполне оправдываемое, но выполнимое ли? Кто ска-

жет, устраиваясь на одну поездку, что только одна она ему и нужна? Тут

Наташа с Таней опростофилились, конечно. Но неужели ему, моему другу,

нельзя было ради меня им сделать исключение? Неужели после первой поез-

дки нельзя было найти двух желающих, когда вагон-гостиница постоянно

полон ими? Тогда сказать это все у меня не нашлось слов от эмоций и от

состояния. А Саша стоял на своем. Подошел к концу спор небрежным Сашиным

вопросом:

- Ну, что тебя вносить в список бригады?

-Саша, конечно, нет.

Начальник устроила нас в другую бригаду, которая возвращалась в

город через неделю, и на эту неделю мы поехали домой на рыбалку, где я

на спиннинг поймал 8 щук.

Перед проводником мы встретились с Павитриным опять. Я сказал,

что хочу привезти из Москвы пепси-колы и фанты.

- Ну, получай заказ - не меньше пяти бутылок, - со смехом сказал

он. Я стиснул про себя зубы. Тем не менее осенью я привез ему две бу-

тылки 'Вечернего Арбата' - одного из видов напитка. Привез я из Москвы

разных напитков около двенадцати бутылок, почти все раздав друзьям и

родственникам. Неся эти две бутылки Павитрину, я испытывал некоторую

гордость, что несу ему не упомянутых им пять, а только две. Это был,

наверное, первый случай, когда я переживал несвободу души. Я не хотел

ни нести, ни не мог вообще отказаться от отдачи Павитрину его 'зака-

за'. Я был словно привязанный. В правом полушарии какая-то красная

структура и точка в ней болели острой болью и одновременно чувствовали

эманации любви и мою привязанность к ней, к этой любви и к человечес-

кому долгу по отношению к Павитрину, хотя я ему и не обещал привезти.

Моя доставка ему этих бутылок вызвала у него удивление.

Эта поездка закончилась для меня разрывом отношений с Наташей.

Причина была в том, что она не могла понимать меня в подлиннике. Не

могла потому, что подлинником была боль. У нее ведь ее не было. Из-под

боли мне, ранее контролировавшему все и вся, казалось, что иногда мои

слова меня как-то раскрывают опасно моей душе. Или что говорю я не

то, что человек может испугаться моих знаний, в то время как говоримые

мной слова на фоне того кем я выглядел внешне были совсем малоэффект-

ными. А иногда, вкладывая душу в говоримое, я вдруг видел страх на лице

у собеседника, и что он спешит со мной расстаться. От этого всего была

лишь дополнительная боль.

Наташа жила где-то вне меня. Я пытался поддерживать и словесный

контакт в простоте и проявлять заботу к ней и внимание. Но невозмож-

ность из-за сложности состояния и неуверенности от этого за наше буду-

щее, принимать ее к сердцу, а ей - понимать меня, накапливало тяжесть

и желание освободиться от последней. Мысли о разрыве сознательными ста-

новились через подсознание. Их с Таней вагон был через один от моего.Я

ехал с напарницей-девушкой на 2 года меня младшей, разведенной с мужем

и имевшей дома двухлетнего сына. В ту ночь дежурил я. Одна пассажирка

моего вагона с севера Амурской области ехала в Новосибирскую. Мы успели

познакомиться, а я ей понравиться. Работа была моей отдушиной, свои де-

ла я выполнял четко, и внимания мои пассажиры получали столько, сколь-

ко было бы положено по самой сентиментальной инструкции, если бы тако-

вая была. Женщина спала и перед сном попросила меня разбудить ее на

остановке, предшествующей ее. Поезд же на той станции и в служебном

расписании, отмеченной стоянкой поезда, не остановился. 'Сейчас на ос-

тановке пойду ее будить',-думал я. Стоянка поезда на ее станции была

двухминутной. Каким же был мой ужас, когда на остановке я увидел наз-

вание станции этой женщины. А у нее было полно вещей. Я начал их выно-