Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания (гла

чем

слышал, служа в армии. Рассказывал я им и об увиденном и услышанном в

Алма-Ате. Эти рассказы весомо активизировали их уставшее от программы

внимание. О конспектах мне сказала даже не Нина Михайловна, а их

классный руководитель Светлана Васильевна мягко и с улыбкой сказав

'все-таки'. Человечность для меня была пряником, отказать которому я не

мог.

С биологией было иначе. Мой первый конспект был признан лучшим

учительницей школы, совмещавшей обязанности нашего методиста. Лучшим и

по количеству и качеству информации. На незначительные отходы от клас-

сической формы она даже не обратила внимания, как и на отсутствие слов

'а теперь, ребята, я перехожу к основной части урока', которые и стали

краеугольным камнем наших дальнейших отношений. К моему великому сожа-

лению, я не сказал их во время первого урока. Ее приказной тон отвернул

меня от написания их дальнейшем, в результате чего все остальное, от-

ходящее от формы, стало вопиющим безобразием, с которым необходимо

стало бороться, начиная от вторжения в ход урока, кончая вызовом руко-

водителя практикой. То что у большей частью окаменевших на ее уроках

учеников научные термины стали обиходными после 4 моих, а полупустой

журнал наполнился положительными оценками, она замечать не хотела. Снял

напряженность конфликта мой вопрос -кто она?-Друг или враг? По биоло-

гии я получил тройку. Не обошлось и без курьеза. Чувствуя душой бли-

зость к людям и искренне желая им помочь, я не осознавал восприятие

ими своих способностей, являющихся просто зрением и памятью. Внешне я

уступаю своему возрасту лет на 5-6, когда и больше. А внутренне и по-

давно. Первый анализ урока моего товарища начался с меня.

-Ты не видишь детей, треть не слышишь того, что говоришь, фраза

... не имеет смысла, говоря ..., ты хотел сказать ..., но сказал непра-

вильно, растянул вступление, скомкал конец, забыл о дневниках. Моя

оценка-твердая тройка.

Парень был солидным, моим ровесником. Одевался и держал он себя

как кадровый учитель сельской школы. Я разбил его для него беспощад-

но. Методист, обрадованная тем, что ей не надо говорить, также как и

моей серьезности, закончила мой анализ одним-двумя дополнениями. Все,

посерьезнев, замолчали. В его глазах был страх. Засмеялся он при встрече

со мной на улице после приветствия лишь через два года.

Душа требовала друга. Поклонницы у меня были. Но я искал безогляд-

ности в отношениях. Звали ее Вика. Училась она на пятом курсе другого

факультета. Что-то нежное и пацанячье сквозило из ее глаз.

-Я - петух, но миролюбивый,- сказала она мне в одну из наших пер-

вых прогулок.

Спорт продолжал оставаться моим Богом. Саша Гостев ушел из инсти-

тута и теперь работал на двух работах, одной из которых был физкуль-

турный диспансер, где он выполнял обязанности сторожа. Там был неболь-

шой физкультурный зал, но с зеркалами и тренажерами, куда Саша и пред-

ложил мне ходить заниматься. Куда я и повел Вику.

Ее реакция была молниеносной. Мячи она хватала, как-бы обрывая их

полет. Я поражался и ее цепкости. 'Худобу откормим',-думал я. Но это ос-

талось лишь мечтой. В такой финал я отказался бы поверить в начале этих

отношений, расскажи мне кто о нем. Мой статус парня требовал инициати-

вы в отношениях. Я не отказывался от него. Но я надеялся и на внимание и

с ее стороны. Рассказав ей в первый вечер о своих проблемах в отношени-

ях с людьми, я обозначил проблему как непонимание людьми меня, подоб-

ное непониманию многими Рерихов в свое время.

Первый вечер прошел со смехом над ее цирковым дебютом. Был он и в

другие вечера. Но уже не таким чистым, так как у меня накапливалась

боль. После каждой встречи у меня было такое опустошение, что мне ста-

новилось плохо. 'Что она делает?'-думал я. А она ничего особенного не

делала. Она просто считала в свою пользу, пользуясь тем, что я счет

блоков своей души, отданных ей, не вел. У меня и в мыслях не было этого

делать. Я просто не был этому обучен. Я был обучен обратному. 'В присутс-

твии человека нельзя говорить о нем в третьем лице', -говорил мне

отец. Воспринималось не только правило, но и ценность каждого человека

и его имени не менее, чем его личность. Сам же отец не только учил нас

открытым и честным отношениям. Он сам в годы застоя, спасая человечес-

кие судьбы, отказывал прокурору области и обкому в закрытии дела,

из-за чего поздними вечерами, возращаясь домой с работы,