зрителям и сво-
ему сопернику по шахматам. Ни его, ни их лица при этом не менялись. Я
угарал за всех. Как-то раз с парнем я стал спорить о высоте забора.
-3 метра,-говорил я.
-2,5.
-Ты смотри, я - 178-180.
-А я - 185.
-Понял?- спросил у
меня назидательно Карпов, -ты еще из ... не вылез, а он уже 'Аврору'
красил.
В областной больнице я работу не бросал.
Матушка собралась уезжать на Сахалин. До пенсии ей оставалось 3
года. В больнице подошла ее очередь на квартиру. Таня с мужем Борисом и
детьми, уезжая по трудовому договору на Сахалин, не стала оформлять
бронь, так как в трудовом договоре сохранение прежней жилплощади обе-
щалось конституционным стилем. Директор совхоза им тоже не подсказал.
Сейчас же оказывалось, что бронь нало было оформлять отдельно, а указ-
ка на нее в договоре официальной силы не имеет. На этом основании ма-
тушку снимали с очереди на квартиру. Она обошла десятки инстанций -
бесполезно. По поводу своей женитьбы я тоже не мог сказать ничего опре-
деленного. Оскорбленная не только непониманием, но и некоторыми пред-
ложениями некоторых ответственных работников больницы, матушка поехала
на Сахалин тоже, зная, что заработки там выше, заключив трудовой дого-
вор с одной из больниц, неподалеку от Таниного поселка -в Углезаводс-
ке.Я оставался один. Сентябрь и октябрь 90-го года-наверное самое на-
сыщенное нердинарными переживаниями время в моей жизни. Когда Ира мне
опять оставила надежду, я немного успокоился. Все отношения протекали
в настоящем и прошлом. О будущем мне страшно было и упоминать. Но как
можно жить без него. Через неделю я опять был у нее. Яркий свет в окнах
предвещал недоброе. Дверь открыла ее молодая соседка.
-Ой,Миша!Сейчас.
Навстречу из-за ее спины вышел одетый парень и, взглянув на меня, вы-
шел на улицу.
-Заходи,-сказала Ира ярко накрашенными губами. -Сегодня я не могу
тебя принять. У нас видишь-банкет.
Из кухни вышел другой парень полный болтливого настроения. С ним
же он и протянул мне руку.
-Сережа. Я молча ее пожал. Он меня понимал и не требовал моего имени.
-Ну, ладно, -я стал выкладывать из сумки кабачок и овощи на секретер.
-До свидания! И ушел.
Состояние было ужасным. Я даже не мог понять от чего. Чувствова-
лось, что вся их компания хорошо знакома друг с другом, но присутствие
в доме парней я воспринимал естественно. Могла же она общаться с мужчи-
нами как с людьми. О большем я и не думал.
До глубокой ночи просидев в ожидании поезда и утром приехав до-
мой, я усидел лишь до обеда. В сердце что-то щелкнуло и потянуло туда
сильнее обычного. Я взял деньги и побежал на автобус. Она была краси-
вой. Она вообще была красивой и эффектной. Но в тот вечер ее спокойное
лицо было обрамлено каким-то алым сиянием. Каждая черточка лица была
нежной и совершенной и излучала покой. Она гладила белье. Я сидел на
стульчике и умолял ее вернуться. 'Матушка уезжает', -рисовал я ей
идиллию. Она лишь покачивала головой. Я чувствовал стену с одним отк-
рытым проходом. Я искал его. Я начал о прошлом.
-Ты знаешь, когда у меня с психикой было все нормально, я мог
представить себя, например, этой стеной.
Она заулыбалась, что называется, в усы.
-А когда в первые разы ты о себе рассказывала, я сидел и думал:
'Вот это волчица!'
Ее лицо вдруг озарилось догадкой. Я увидел, что она вдруг все по-
няла и сразу как-то бессильно обмякла. Но что она поняла? Моя мысль на-
чала усиленную работу. Разрушенная стена отошла на второй план. Однако,
благодаря этому мы как-то помирились. Про этих парней она сказала, что
они просто коллеги по работе. Ворочаясь в поезде, я не мог уснуть. Мысль
ритмично била в одном направлении. И тут она уперлась в неадекват-
ность. Ее соседка, открыв дверь и воскликнув, проявила какой-то испуг
всем своим существом. Это не вязалось с той легкостью, с которой Ира
рассказывала о парнях. Картина происходившего стала развертываться
дальше. Когда она вся была передо мной, я застонал.
Она вся была во мне. Я знал все черты ее характера. Сейчас, слива-
ясь с увиденным, они показывали мне все ее глазами. Я видел, что она -
частично раба самой себя и частично ситуации. Что она подавляет свою
гордость на на допускаемые унижения этим Сережей. Я видел и как он к
ней относится и сравнивал его отношение к ней со своим и стонал, что
она и сейчас остается свободной.