другая. Нравится это тебе или нет, там была Одетта Сюзанна Холмс, дочь Сары Уолкер Холмс. Не ты, кто ты есть теперь, а ты, кем ты была тогда. помнишь пожарные шланги, Сюзанна? Помнишь их золотые зубы. Ты видела их, как они сверкали, когда тебя и твоих друзей поливали из шлангов в Оксфорде? Как сверкали их зубы, когда они хохотали над вами?
Она им рассказывала об этом и еще о многом — в долгие— долгие ночи, пока догорал костер. Стрелок понимал далеко не все, но он все равно слушал ее внимательно. Слушал и запоминал. В конце концов, боль — это то же орудие. Иногда — самое лучшее.
— Что с тобой, Роланд? С чего это вдруг ты решил мне напомнить весь этот вздор?
Теперь угрюмые ее глаза загорелись опасным огнем. Роланд вспомнил Алана, когда неизменно добродушного Алана что то все таки выводило из себя.
— Камни — это те люди, — сказал он мягко. — Которые заперли тебя в камере, где ты обмочилась. Люди с собаками и дубинками. Которые называли тебя черномазой дырой.
Он указал на камни, проведя пальцем слева направо.
— Это тот, кто ущипнул тебя за грудь и рассмеялся. Это тот, кто сказал, что тебя надо раздеть и проверить, не прячешь ли ты чего в заднице. Вот это тот, кто обозвал тебя шимпанзе в платье за пять сотен долларов. Вон тот колотил по колесам твоей коляски своей дубинкой, пока тебе не стало казаться, что этот грохот сведет тебя с ума. Вон тот назвал твоего друга Лео гомиком и хуесосом. А этот последний, Сюзанна, это Джек Морт.
— Да. Эти камни. Эти ублюдки.
Теперь она задышала неровно и быстро, грудь ее судорожно вздымалась и опадала под оружейным ремнем с наполненным под завязку патронташем. Она больше уже не смотрела на Роланда. Она впилась взглядом в камни с вкраплениями слюды. Где то вдалеке раздался треск — упало дерево. В небе опять завопили вороны. Погруженные в свою игру, которая больше уже не была игрой, ни Роланд, ни Сюзанна этого не замечали.
— Да? — выдохнула она. — Правда?
— Правда. А теперь повтори еще раз, что мы с тобой проходили, Сюзанна Дин, и, смотри, больше не ошибись.
На этот раз слова сорвались с ее губ, точно ледышки. Рука ее на подлокотнике инвалидной коляске легонько дрожала, точно включенный двигатель, работающий на холостых оборотах.
— «Я целюсь не рукой; та, кто целится рукою, забыло лицо своего отца».
«Я целюсь глазом».
— Хорошо.
— «Я стреляю не рукой; та, кто стреляет рукой, забыла лицо своего отца».
«Я стреляю рассудком».
— Так было всегда, Сюзанна Дин.
— «Я уюиваю не выстрелом из револьвера; та, кто выстрелом убивает, забыла лицо своего