а в трубе теперь жили ласточки. Чарли печалился. Ему было грустно и одиноко. Он скучал по стальным путям, и по яркому синему небу, и по безбрежным просторам степей. Иногда, поздно ночью, он думал об этом и тихо плакал темными масляными слезами. От слез заржавели его головные прожектора, но Чарли было уже все равно, нотому что теперь их уже не включали, прожектора.
Мистер Мартин, президент Железнодорожной Компании «Срединный Мир», написал в Сент Луис письмо и предложил машинисту Бобу перейти на новый Берлингтон Зефир. «Это очень хороший локомотив, машинист Боб, — писал мистер Мартин. —
— новенький, полный сил. Только представьте себе, как вы его поведете! Это машина для вас. Из всех машинистов «Срединного Мира» вы — лучший. Моя дочка Сюзанна просила вам передать, что она не забыла, как вы разрешили ей погудеть в гудок Чарли.»
Но машинист Боб ответил на это, что если ему нельзя больше ездить с Чарли, он вообще прекращает водить поезда. «Я не сумею понять этот новенький чудный дизельный локомотив, — написал он в ответ, — а он не сумеет понять меня».
Боб устроился чистить моторы в сент луисском депо. Он был машинистом, а теперь сделался чистильщиком. Так к нему и обращались: чистильщик Боб. Другие же машинисты, водившие новые дизельные поезда, иной раз подсмеивались над ним.
— Вы посмотрите на этого старого дуралея! — так они говорили. — Он не может понять простой вещи, что мир изменяется, мир не стоит на месте!
Иногда, поздно ночью, машинист Боб приходил потихонечку в дальний конец депо, где стоял Чарли Чу Чу — на ржавых рельсах запасных путей, которые стали теперь его домом. Его колеса опутали сорняки; головные огни проржавели и стали совсем совсем темными. Машинист Боб всегда разговаривал с Чарли, но Чарли все реже и реже ему отвечал. Бывало, Чарли молчал в течение многих ночей подряд.
И вот однажды, одной такой ночью, Бобу ударила в голову страшная мысль.
— Чарли, ты что, умираешь? — спросил он, и Чарли ответил, совсем совсем тихо, едва различимо:
Не задавай мне дурацких вопросов, В дурацкие игры я не играюсь.
Я простой, чу чу, паровозик, И таким навсегда останусь.
Но теперь, когда больше уже нельзя Мчаться под синим небом, как в первый раз, Тут, наверно, тихонько зачахну я И скоро настанет, чу чу, мой час.
Джейк долго смотрел на картинку, иллюстрирующую этот не то чтобы неожиданный поворот событий. При всей грубости исполнения рисунок все таки отражал настроение отрывка. Чарли выглядел старым, заброшенным и несчастным. Машинист Боб стоял с таким видом,